- Вы постоянно инициируете или принимаете участие в проектах, которые направлены на интеграцию восточноевропейского искусства в более широкий интернациональный контекст. Значит ли это, что восточноевропейское искусство все еще нуждается в том, чтобы быть интегрированным?
 |
| Pawel Althamer, Observer 1995 |
- Само понятие восточноевропейского искусства чрезвычайно проблематично. Я бы вообще поставила здесь кавычки, потому что вся эта терминология в корне неправильна. На мой взгляд, не существует такого феномена как восточноевропейское искусство. Это что-то, что мы создали после 1989 года. То есть, если вы помните, до 1989 не было никакой коммуникации между Братиславой и Варшавой, Братиславой и Будапештом, если только эту коммуникацию не инициировали политики. Но коммуникация началась после 1989 года и была чем-то вроде маркетинговой стратегии, направленной на то, чтобы регион получил признание. Я не думаю, что искусство, производящееся в странах бывшего соцблока, хорошо интегрировано в международный контекст. Если вы спросите, кого в этом обвинять, то, конечно, только нас самих. По ряду причин: с самого начала мы ждали, мы думали, что мы должны получить признание, должны быть открыты, и все это вместо того, чтобы самим проявлять инициативу. А когда этого не случилось, мы заняли позицию жертвы, жертвы прошлого режима, глобализации и чего угодно еще, и опять-таки все это вместо того, чтобы взять инициативу в свои руки.
- Но разве у восточноевропейского искусства нет общего базиса, общего опыта?
- Не думаю. Все что у нас было, этот один и тот же тоталитарный режим в течение 40 лет.
- И это повлияло на многое. Даже на то, как мы сейчас думаем о тех или иных вещах.
- На многое повлиял факт нашей изоляции. Но я не думаю, что мы имеем дело с какой-то особой посткоммунистической художественной практикой. Я не думаю, что что-то подобное существует. Все что у нас есть общего – это 40 лет изоляции и опыт тоталитарного режима, но я не верю в существование какой-то общей посткоммунистической художественной практики. Я никогда не работала с так называемым восточноевропейским искусством. Я не знаю, что это такое. Нам нужно демифологизировать этот термин и признать, что просто есть хорошие и не очень хорошие художники, хорошие и не очень хорошие кураторы. Мы должны каждый раз иметь дело с отдельной ситуацией, будь то на Востоке или на Западе, на Среднем Востоке или в Южной Африке. Если мы сможем сделать над собой такое умственное усилие – то есть, думать не о том, откуда кто-то родом, с Востока или Запада, а думать о том, хороший это художник или нет, хорошая это инициатива или нет, – тогда вся ситуация сразу же изменится.
- Отсутствие в нашем регионе хорошо функционирующей институциональной системы требует других способов курировать проекты, чтобы сделать их видимыми извне?
- Это так, но все же это не является специфической чертой Центральной и Восточной Европы. Если вы посмотрите на Любляну, у них есть невероятно хорошая институциональная инфраструктура, которая встроена в интернациональный контекст. В Будапеште есть огромное количество институций, ни в одной постсоветской стране нет ничего такого, как Музей Людвига. Ни у кого нет таких международных коллекций как, например, у Словакии, нет их ни в Праге, ни в Любляне. Почему же не использовать этот ресурс?
- Возможно, потому что размер этих институций непропорционален их роли в данном контексте.
- Да, институциональная структура – это отдельная история. Я уверена, что есть прекрасная арт-продукция в Центральной и Восточной Европе, но система и обстоятельства, в которых эта продукция появляется, отлична от западноевропейских стандартов. В этом основное несоответствие. Если вы хотите, то это именно то, что объединяет Центральную и Восточную Европу: не специфическая художественная практика, но просто другие условия, в которых создается искусство.
- Как вы вовлекаете художников из регионов в ваши проекты?
- Я работаю со многими художниками из регионов, но я никогда не называю их восточноевропейскими художниками. Например, это Роман Ондрак (Roman Ondak), который живет и работает в Братиславе. Павел Альтхамер (Pavel Althamer), который живет и работает в Варшаве, и так далее. Но они не категоризированы как художники, репрезентирующие регион. Если я работаю с Уильямом де Руй (Willem de Rooij), например, то я не могу называть его западноевропейским художником. И пока мы все не будет так делать, ничего не изменится, между Востоком и Западом не будет свободного сотрудничества.
Продолжение интервью читайте на сайте www.exindex.hu (Maria Hlavajova “Only the small emerging initiative can be effective”)
Мария Хлаваёва (Maria Hlavajova), живет и работает в Амстердаме. С 1994 по 1999 гг. была директором Центра современного искусства в Братиславе, Словакия. В 2000 году была сокуратором Manifesta 3 в Любляне, Словения. С 1998 по 2001 преподавала в Нью-Йорке, в Bard College. С 2000 года является директором BAK (basis voor actuele kunst) в Утрехте. В 2007 году была куратором голландского павильона на Венецианской бьеннале 2007.
Опубликовано: http://www.photoscope.by/telescope/view/200.html
No comments:
Post a Comment